«ТЮРЕМНЫЙ ДНЕВНИК» ХО ШИ МИНА
(К 130- летию первого Президента Вьетнама и 60-летию
перевода его “Тюремного дневника”на русский язык)
Сегодня уже немногие знают, что первый Президент Республики Вьетнам, освободившейся от вековой колониальной зависимости в 1945 году (в ходе разгрома фашизма и японского милитаризма Советским Союзом), был не только выдающимся мировым политиком, но и прекрасно образованным человеком, талантливым поэтом, писателем и журналистом. Он хорошо знал отечественную и мировую литературу и фольклор. Был лично знаком со многими европейскими и русскими писателями (Луи Арагоном, Анной Зегерс, Эльзой Триоле, Ришаром Блоком, Пьером Эммануэлем, Ильей Эренбургом, Александром Фадеевым, Павлом Антокольским и др.), читал их произведения. Знал китайский, вэнъян , французский, английский, говорил и писал по-русски.
Он неоднократно бывал в СССР, начиная с 1923 года, когда приехал сначала в Петроград, а затем в Москву как один из делегатов очередного съезда Коминтерна. (Об этом повествуется в очерке О.Мандельштама «Нгуен Ай Куок. В гостях у коминтернщика» - ж. «Огонек», декабрь 1923 года). В общей сложности провел в Советском Союзе в разное время шесть лет.
Не раз в течение своей жизни Хо Ши Мин выступал и как литературный критик, автор статей по вопросам литературы, искусства и культуры. Но даже свои теоретические работы по проблемам национально-освободительного движения, многочисленные публицистические и политические статьи он умел писать, как отмечают исследователи, «убедительно, в изысканно простом стиле, чуждом «красивого словца», при этом по-восточному образно и колоритно: «Революционное движение подобно приливу, а надежные активисты подобны сваям, которые удерживают песчаные наносы, когда волна схлынет».
Его первые стихи были опубликованы на страницах подпольной печати во Франции, где он начинал свою революционную деятельность в 20-е годы прошлого столетия, когда Вьетнам был еще колонией. На сцене рабочего клуба в предместьях Парижа шла его гротескная пьеса "Бамбуковый дракон". А сатирические рассказы и очерки, шаржи и политические карикатуры с остроумными подписями регулярно появлялись во французской газеты «Пария». Тогда же он перевел с французского на вьетнамский язык «Интернационал».
Продолжал и потом писать стихи, хотя и урывками, когда вернулся на родину и стал во главе национально-освободительной борьбы всего Индокитая против колониального рабства в период Второй мировой войны.
В горах Вьетбака, на севере страны, когда народ Вьетнама с оружием в руках отстаивал свободу своей молодой республики от французских колонизаторов и японских милитаристов и было не до стихов, он все-таки писал их:
Глядя в ночь, вопрошает луна:
- Что, получилась строка?
- Мысли мои занимает война,
не до стихов пока.
А в 1945 году, когда в молодой Вьетнамской республике народ впервые свободно встречал свой традиционный новогодний праздник Тэт, Хо Ши Мин выступил по радио с обращением к соотечественникам и бойцам, еще воюющим на фронтах. Это обращение он завершил таким четверостишием:
Когда закончится победою война,
Мы тост поднимем и отведаем вина.
Пускай в семье родной сегодня многих нет,
Зато все вместе встретят новый, мирный Тэт.
С того дня обращение Президента к народу с новогодним поздравлением- четверостишием стало национальной традицией.
Поэт П.Антокольский в своем «Путевом журнале» вспоминает, как во время поездки во Вьетнам осенью 1958 года ему довелось встретиться с Хо Ши Мином: “«Я доложил ему о работе, проделанной за месяц пребывания в стране, напомнил, что в одном из вьетнамских журналов были недавно опубликованы его стихи. Реакция была совершенно неожиданной. Он весело рассмеялся! В глазах его вспыхнула веселая искра: “Ну, какой же я поэт, помилуйте, что вы! Просто в годы Сопротивления, когда мы скрывались в пещерах и джунглях Севера, у всех у нас было, к сожалению, много свободного времени. Вот мы и баловались стихами — и я, и другие товарищи. Во Вьетнаме все пишут стихи”. Но он писал тогда не только стихи, а создал еще и несколько патриотических поэм из героической истории своего народа (таких, как «Песнь о Чан Хынг Дао» и др.).
У вьетнамского народа действительно был необычный Президент: революционный вождь и талантливый поэт.
Не случайно его боевой соратник, известный поэт Вьетнама То Хыу после смерти Хо Ши Мина писал:
О Юг наш родимый, печаль велика,
Ты знаешь, что стих Хо Ши Мина умолк.
Но нет, он не умолк, а продолжал и продолжает звучать в стихах и поныне, особенно ярко - именно в его “Тюремном дневнике”.
Были в сложной жизни Хо Ши Мина работа в эмиграции и в подполье (когда он много раз менял имена и профессии, сидел в заключении), заочный приговор французскими колонизаторами к смертной казни в 1929 году и арест англичанами в Гонконге, который грозил неминуемой смертью.
Но самыми тяжелыми для него оказались 400 дней, проведенных в гоминьдановских тюрьмах Китая в 1942-43 годах, в самых нечеловеческих условиях. В железном ошейнике и деревянной колодке, со связанными руками в течение 14 месяцев его перегоняли из одной тюрьмы в другую, без всякого следствия и суда. Подвергали лишениям и пыткам, в результате чего он сильно исхудал, поседел, у него выпали зубы.
Об истории и причине этого ареста подробно рассказано в хорошо известной книге Е.Кобелева «Хо Ши Мин» (впервые вышла в Москве в 1979 году в серии «Жизнь замечательных людей» ).
Вот что в ней сказано: « В легендарной жизни президента Хо Ши Мина есть эпизоды очень печальные для него, но, в силу особых причин, окруженные ореолом славы в глазах современников и потомков. К ним относится период пребывания вождя вьетнамской революции в тюремных застенках чанкайшистского режима с августа 1942 по конец 1943 года. Хо Ши Мин тогда направлялся в Китай для установления связи с китайскими революционерами. Едва он перешел границу, как был арестован гоминдановскими властями, обвинившими его в "шпионаже".
Больше месяца его соратники, скрывавшиеся на Севере в пещерах Пакбо, ничего не знали о судьбе Хо Ши Мина. «На его поиски, - продолжает далее Е.Кобелев,- были посланы в Китай несколько товарищей. И вот однажды один из них принес в Пакбо китайскую провинциальную газету, которую ему удалось получить от Хо Ши Мина через подкупленного тюремщика в Лючжоу. Когда поля газеты смазали раствором йода, на них проступили буквы, написанные рисовым отваром. Потом такие газеты стали приходить чуть ли не каждую неделю. Свои краткие послания Хо Ши Мин обычно сопровождал четверостишием.»
Так было положено начало его «Тюремному дневнику», который увидел свет только через 17 лет, уже тогда, когда Вьетнам под руководством Хо Ши Мина стал свободным и независимым государством.
«Тюремный дневник» написан на вэнъяне (древними китайскими иероглифами ханван, которые использовались во Вьетнаме до 14 века). Сделано это было в целях конспирации, чтобы тюремщики не смогли его прочитать. А для публикации в 1959 -1960 годах стихи были переведены на современный вьетнамский язык куок нгы несколькими поэтами. Ханойский профессор Фонг Ле в своей статье “К путешествию оригинального “Тюремного дневника” (HAN NOM REVIEW, 3 (64) 2004, pp. 3 - 6 )” вспоминает, как в 1959 году Институт литературы Академии наук Вьетнама, который он тогда возглавлял, получил важное задание:” организовать серьезную работу над переводом “Тюремного дневника” с китайского языка на родной, чтобы своевременно издать полный текст вьетнамского перевода к 70-летнему юбилею со дня рождения Хо Ши Мина”, то есть к 19 мая 1960 года.
“ Главным ответственным и наиболее авторитетным переводчиком, который внес наибольший вклад в работу над переводом “Тюремного дневника”, - сообщает Фонг Ле, - был поэт Нам Чан (настоящее имя – Нгуен Хок Ши). Он лично перевел 114 стихотворений из 133-х в “Тюремном дневнике”. Перевод остальных 19 стихотворений был осуществлен другими поэтами: Ван Фунгом (Ван Чыком), Хуэ Ти, Чан Дак Тхо, Кхыонг Хыу Зунгом, Хоанг Чунг Тхонгом”. Отдельные переведенные стихотворения были напечатаны в ханойских журналах еще в 1959 году. Полностью же «Тюремный дневник» под известным псевдонимом Хо Ши Мина - Нгуен Ай Куок (Патриот) впервые был издан в Ханое в мае 1960 года в издательстве “Культура”, и это стало знаменательным событием в литературной жизни Вьетнама тех лет .
Первым же иностранным переводом “Тюремного дневника” оказался его
перевод на русский язык. “ Заслуга верного и высокохудожественного воспроизведения средствами русского языка и русского стиха мира образов хошиминовской поэзии, - пишут авторы Предисловия к изданию “Тюремного дневника” в 1975 году в Ханое на русском языке, - принадлежит известному советскому поэту П. Антокольскому”, который еще во время своей командировки во Вьетнам в 1958 году заинтересовался этими стихами.
В книге известного во всем Вьетнаме русиста и переводчика Хоанг Тхюи Тоана “К вопросу перевода “Тюремного дневника” на иностранные языки и его переводчики” (Ханой, Изд. Нге Ан, 2007) сообщается, что в основу перевода П.Антокольским был положен подстрочник (“буквальный перевод”), выполненный специально для него двумя профессиональными специалистами: русским Е.Федорцовым и вьетнамским Нгуен Тиен Тхонгом.
(Евгений Иванович Федорцов - один из первых выпускников Высшей Дипломатической Школы в Москве со знанием вьетнамского языка, 3-й секретарь первого Советского посольства во Вьетнаме с 1954 по 1958.
Вторым автором подстрочника, как свидетельствует Тхюи Тоан, стал Нгуен Тиен Тхонг. Это был переводчик, хорошо знавший русский язык. Об этом можно судить хотя бы по тому факту, что вместе с известным вьетнамистом Н.И.Никулиным они создали первый “Русско-вьетнамский разговорник”, который был издан в Москве в 1961 году).
Перевод П.Антокольского вышел на русском в 1960 году в Москве в издательстве ”Иностранная литература” (с большим предисловием самого поэта, в основу которого был положен его очерк о поездке во Вьетнам), как и оригинал на вьетнамском в Ханое, то есть к 70-летию Хо Ши Мина и 15-летию ДРВ.
А затем, в 1975 году он с небольшими дополнениями и исправлениями был переиздан на русском и в Ханое (“Издательство литературы на иностранных языках”). Далее этот перевод вошел в книгу: Хо Ши Мин. Избранное. Библиотека вьетнамской литературы (М.,1979,«Прогресс»), которая открывалась обширным предисловием К.Симонов, где он, в частности, писал:
”В самом облике Хо Ши Мина было нечто неповторимо поэтическое”.
Последний раз “Тюремный дневник” в России издавался в 1985 году ( Хо Ши
Мин. Избранные стихи и проза, М., “Художественная литература”).
В частном “Музее русской литературы” в Ханое его основателем - известным филологом - русистом и переводчиком Хоанг Тхюи Тоаном собраны многочисленные газетные и журнальные статьи, опубликованные тогда в Советском Союзе как отклики на русское издание “Тюремного дневника” (подобной уникальной подборки материалов сегодня у нас, вероятно, нигде не найдешь). Вот, например, какие сведения можно из них почерпнуть, по словам Тхюи Тоана: “Поэзия “Тюремного дневника” была представлена на многих театральных сценах, во всех клубах культуры, и многочисленные читатели, а также литературные и художественные круги выразили свою признательность за содержание и искусство стихотворного создания “Тюремного дневника” Хо Ши Мином. В целом ряде критических работ, опубликованных в прессе как в Москве, так и за пределами столицы, были высоко оценены талант Хо Ши Мина как поэта и искусный перевод его произведения на русский язык. Русский перевод “Тюремного дневника” Павла Антокольского был сразу же использован как основа для многих переводов на языки некоторых республик Советского Союза того времени.”
Большая часть 133 четверостиший, которые составляют “Дневник”, объединена в нем тематически. И таких самостоятельных смысловых “главок” в произведении 102, при этом последнее четверостишие повторяется и в начале (хотя известно, что оно было написано уже после освобождения автора). Очевидно, можно с большой долей вероятности предположить, что подобная композиция “Дневника” появилась в процессе творческого подхода поэта и редактора Нам Чана к его переводу с вэнъяна на куок нгы (так как известно, что сам Хо Ши Мин не принимал, - да и не мог в то время принимать,- участия в этом процессе). Тогда же, вероятно, появились и названия частей-главок (если их не было у самого автора: ведь он не мог знать в тюрьме, как долго удастся ему сочинять и передавать друзьям очередные четверостишия и продолжать свой “Дневник”).
Вероятно, что либо самим Хо Ши Мином, либо составителем и редактором (может быть, и вместе с ним) было продумано такое интересное построение произведения. Тем самым более четкой стала общая (кольцевая его) композиция, что позволяет рассматривать “Тюремный дневник” не просто как поэтический цикл, что обычно делают критики. А если точнее определить его жанр, то можно сказать, что у Хо Ши Мина, как, например, и у А.Ахматовой в “Реквиеме”, “Тюремный дневник”- это своего рода поэма . То есть лиро-эпическое произведение, в котором ярко выражено автобиографическое, лирическое начало при всем объективном воспроизведении действительности.
Интересно сопоставить условия создания отдельных стихотворений и последующее их «сведение» в единое цельное произведение в “Тюремном дневнике” и в «Реквиеме». В обоих случаях мы видим сходный процесс рождения произведения по частям, в разное время в силу экстремальных объективных условий, в которых находились тогда их авторы.
То же первоначальное бытование отдельных стихов в устной форме, в памяти самого автора и ближайших друзей. Так, Лидия Чуковская, близкая подруга А.Ахматовой в страшные 30-е годы сталинских репрессий, когда поэтесса приходила к ней после Крестов, где стояла в длинных очередях с передачей арестованному сыну, вспоминает: “Руки, спички, пепельница …” Ахматова на ее глазах писала на небольших листочках бумаги и давала тогда ей и нескольким самым верным друзьям читать и запоминать короткие стихи, которые слагала устно, а потом сама тут же их сжигала в целях безопасности.
Схожим представляется в обоих случаях и последующее завершение, спустя достаточно длительное время, созданного ранее: объединение отдельных, небольших по объему текстов при издании в целостное законченное произведение с продуманной композицией.
Известно, что только в середине 60-х годов Ахматова перенесла сочиненные ею таким образом в 30 -е годы стихи на бумагу, соединив их (эпиграфом, Посвящением, Вступлением, Эпилогом и продуманным хронологическим расположением) в поэму, которой и дала название “Реквием”. Тот же процесс во многом претерпели стихи Хо Ши Мина (очевидно, благодаря творческому их переложению и компановке поэтом и редактором Нам Чаном) .
Здесь тоже есть Вступление, выражающее главную идею автора (“Пускай в тюрьме изнывает тело.., останусь мужествен до предела”), а также своего рода Предисловие под названием “Начинаю дневник”.
Стихотворения в “Дневнике” расположены в хронологическом и географическом «порядке» скитаний лирического героя - автора по многочисленным тюрьмам, Таким образом произведение приобрело своеобразную форму “путевого дневника” (как он, возможно, и возникал изначально «в уме» арестованного).
В обыденной жизни, как известно, дневник - «это хроникальная фиксация фактов, событий, которая ведется от первого лица; записанные реальными людьми сведения о текущих обстоятельствах их жизни, наблюдениях и т. п., как правило, с указанием даты в каждой записи. Особенностью дневника является то, что записи всегда современны фиксируемым событиям”. Часто дневник ведется во время путешествия (к примеру, у того же П.Антокольского - “Сила Вьетнама. Путевой журнал”) . В художественной литературе - это обычно прозаический жанр.
“Тюремный дневник” Хо Ши Мина написан стихами и от дневникового жанра, равно как и от жанра путешествия, в нем отчасти сохраняются лишь хронологический принцип и пространственное обозначение изображаемого (не забудем, что таким образом автор еще и передавал своим соратникам сведения о времени и месте своего нахождения). В нем ярко раскрывается внутренний, духовный мир человека, который предстает не просто участником и свидетелем внешних событий, а еще и активным лирическим героем своего произведения, переживающим эти события (по словам Антокольского,“он закреплял в летучих четверостишиях свои невеселые мысли и чувства”).
Как в каждом лиро-эпическом произведении, в нем есть сюжет со всеми его обязательными элементами. Завязкой действия можно считать стихотворение «Я был арестован в Цзужуне», где говорится об аресте лирического героя-автора и его «причине» (« оклеветали…, назвали шпионом»). Дальнейшее развитие действия -это вынужденное «путешествие» героя-узника от тюрьмы к тюрьме в течение 14 месяцев (“Я был в тринадцати уездах Гуанси, У восемнадцати тюремных ждал ворот”). Кульминация поэмы - стихотворение из 14 строк под названием «Прошло 14 месяцев» , где герой, с одной стороны, словно бы подводит “итог” тем суровым испытаниям, которым его уже подвергли тюремщики (в тюрьме -” во тьме”, “голоден”, “тела не мыл”, “шатаются зубы”, “седеют волосы от тоски”, “высох весь и черен”,). Но, с другой стороны, здесь же выражается непреклонная воля узника все стерпеть, ни в чем им не уступить, а главное - сохранить свой непреклонный боевой дух (“ Пускай мое тело иссохнет в муке, Я дух закалю, я силу скоплю”).И эти слова-клятва лирического героя проходят как его главное жизненное кредо через все повествование. Развязкой же действия служит последняя главка “Хороший день”, когда к узнику пришла свобода и “несчастье сгинуло навеки”.
При довольно небольшом объеме “Тюремный дневник” поражает многообразием и разнообразием своего содержания. Можно назвать следующие его основные идейно-тематические мотивы - “гнезда” (которые часто обозначены прямо в названиях стихотворений).
Во-первых, это “мир внешний”, та реальная действительность, в которой оказался лирический герой:
- обстоятельства ареста (“Пришел я в Китай с открытым лицом, А назван лазутчиком и лжецом”) и весь маршрут тюремного пути;
-“география” пути и способы передвижения ( Цзужун -Цзинская тюрьма -Таньбао -Лунцюань и т д.,“полсотни километров за день», «по горным опасным тропам» ; связанным-«обвил мне руки и ноги дракон», «сменили веревку ржавой цепью», в лодке — “привязан к рее”, «прошел я сотни рек и долин») ;
множество тюрем и везде суровый режим и нищий быт, болезни, истязания, побои и смерти; узники и их тюремщики (“В рубахах вшей арестанты бьют”, “За право входа в тюрьму - плати”,”! Обтянут кожей бедный скелет...Со мною рядом лежал, не проснулся”, “Дороже жемчуга крупинка риса”, “Болезнь - у смерти на краю”, “ Начальник тюрьмы знаменит как картежник, начальник полиции вымогает гроши”).
“Тюремный дневник” оказывается также, как верно замечено его русским переводчиком, “ густо населен: в нем теснятся... и важные уездные чиновники-мандарины, полицейские всех рангов, конвойные и тюремщики, картежники, взяточники; рядом с ними жалкие бедняки-узники, их близкие.., рабочие-кули, строившие дорогу, и еще какой-то горожанин, неожиданно любезный с автором, конвойный, оказавшийся добряком”. Кроме людей, действующими в “Дневнике” лицами оказываются, как отмечает П.Антокольский, “ и петух, возвещающий ... зарю, и увядшая роза, чье дыхание донеслось... сквозь зарешеченное оконце, и мелодия флейты, полная любовной тоски, и дорожный столб, друг путника, и любимая палка, украденная конвойным, и шахматы”, с помощью в которых узник постигает стратегию борьбы до победы.
Далее - это внутренний мир самого лирического героя, оказавшегося в таких необычных обстоятельствах: чувства и переживания в связи с личными тяготами, подчас “ невеселые мысли”, воспоминания о прошлом, об утраченной свободе и месте в строю бойцов (“Я потерял в цепях две трети года. Жаль времени. Когда ж в конце концов Я в строй вернусь? Когда придет свобода?”, “Но как мне горько в тюрьме томиться, Не слыша зовущей в битву трубы”).
Однако главное и постоянное настроение, владеющее героем, его внутренний “ огонь” - это мужество и стойкость перед лицом испытаний, стремление к борьбе, вера в победу своего дела, которое посвящено Родине и своему народу (“Кошмар стодневный”, но светит солнце и сердце бьется, пламенем горя”, “Пускай погибну...мы не рабы. Взвивайся, красное знамя борьбы!”).
Отсюда глубокое чувство патриотизма и осознание лирическим героем неразрывной связи с родной землей и своим народом (“Мне надо во Вьетнам, на родину мою. Китайский климат злой мне сковывает тело”, “Я предан родине, Люблю родной народ!”, “Но если в ту осень народу служил, То служба моя не могла измениться”).
Но при этом “мир внешний” в произведении” не ограничен тюремными стенами, так как лирический герой, даже находясь в тюремной камере, сохраняет по-прежнему интерес к жизни во всех ее проявлениях (“Пускай мне руки в сталь закуют, Кто запретит мне глядеть вокруг, Если птицы в горах поют?”).
Поэтому он радостно встречает и восход солнца, чей луч проник в тюрьму и согрел узника, и появление луны - “колдуньи”, которая шлет вдохновенье и помогает скоротать “бессонные ночи”. В его стихах находят свое отражение и переживание окружающий мир природы во всей его красоте (“красивый пейзаж”: реки и горы, рассветы и закаты, запах розы, пение иволги и крик петуха), воспоминания о жизни простых людей на воле с их каждодневными заботами (пастух под звуки свирели гонит буйвола, девушка толчет маис, в деревне начинается лущение риса, семьи собираются на праздник осени, звучит “голос флейты”), сочувствие простым людям в их тяжелом труде (“Кули строят дорогу”), сострадание и боль по отношению к другим узникам (“ Жена и муж как будто бы рядом, Стальной решеткой разобщены…“), желание помочь “друзьям по несчастью”, ненависть и обличение тюремщиков - этих ревностных “служителей закона”. Отсюда и различные виды пафоса в произведении: от высокого, драматического и оптимистического до сатирического, юмористического и проникновенно лирического, тонкий лиризм, ирония, сарказм, сатира и юмор.
А в развязке произведения, когда узник наконец-то вновь обрел свободу, его ликующий пафос неразрывно связан с окружающим природным миром. который словно вторит ему своим “хорошим днем” :
Сверкают горы. Блещут реки.
Как дышат сладостно цветы,
Как птицы на деревьях свищут,
Так люди с жизнию слиты -
Вслед за несчастьем радость ищут.
Скупо (через местные официальные газеты, тайком доставляемые охранниками) доходили в тюрьму сведения о политических событиях в мире, где все яростнее разгоралась Вторая мировая война и на Западе (между Германией и Советским Союзом), и на Востоке (между Японией-союзницей Рейха и странами Юго-Восточной Азии). Естественно, что они привлекали к себе пристальный интерес такого опытного политического деятеля, каким был Хо Ши Мин, и нашли отражение в его “Дневнике”. Так, он с открытой иронией комментирует приезд в Китай то английской, то американской делегаций для переговоров с гоминдановскими властями, сотрудничавшими в то время с Японией. Особенно же примечательна та меткая и точная оценка, которую он дает событиям войны, развязанной фашистской Германией, еще и с точки зрения борьбы колониальных народов Востока:
Вновь пять материков в огне кровавом -
И то нацистских дьяволов вина.
Вся Азия японцев бьет и бьет.
Велик народ иль мал - он восстает.
Есть в “Тюремном дневнике” еще одна тема, на которую хотелось бы специально обратить внимание. Это глубоко личная, лирическая тема любви.
Звучит в немногих четверостишиях, очень сдержанно, намеком, но удивительно тонко и проникновенно, именно как личные переживания. Она отчасти обозначена уже в кольцевой композиции обращением к “старинному другу” (“Отзовись, старинный друг”). Далее же , в четверостишии “Далекому другу”, звучит уже открыто:
Мы на прощанье друг другу клялись,
Что свидимся снова, когда созреет рис.
Но рис уже собран, перепахано поле, -
А я на чужой стороне, в неволе.
При этом лирический герой “Дневника” не говорит прямо о своих чувствах. Его больше волнует, как переживает эту вынужденную разлуку возлюбленная, о чем идет речь в главе “Голос флейты”:
За тысячи ли на высокой крыше
Любимая смотрит тоскливо вдаль.
И даже когда несколько четверостиший далее посвящены драматическим сценам свидания какого-то узника с его женой и заключению женщины с младенцем в тюрьму за мужа-дезертира (“Жена и муж как будто бы рядом, железной решеткой разделены”, “Как больно смотреть на муки жены”, “Не вернулся муж, ушел он далеко, Понапрасну жена тянулась к нему”), они имеют двойной смысл, так как явно соотносятся с судьбой самого лирического героя и его любимой. Не случайно после своего освобождения он вновь и обращается к ней - своему “далекому другу”.
О сложностях своей работы над переложением “Дневника из тюрьмы” (название в оригинале) рассказал сам П. Антокольский в Предисловии к первому его изданию в 1960 году: ”Задача переводчика, как всегда, сводилась к одному: возможно точнее и полнее передать средствами русского языка и русской стиховой культуры правду жизни, заключенную в этом поэтическом дневнике. Перевод вьетнамских стихов специфически труден потому, что вьетнамские слова очень коротки, поэтому шести- или восьмисложная строка значительно емче по содержанию, чем эквивалентная русская. Совершенно не совпадает с русской и мелодика вьетнамской речи. Эти обстоятельства и освобождали до некоторой степени переводчика и в то же время связывали его: он обязан был найти иные эквиваленты - ритмические, синтаксические, интонационные, для того чтобы передать своеобразие иной поэтической речи, иной национальной культуры. Переводчик прежде всего стремился к тому, чтобы его работа явилась фактом русской поэзии. Только в таком поэтическом зеркале читатель ясно и ярко увидит автора и окружающий его мир.” И с этой трудной задачей русский поэт прекрасно справился, творчески пересоздав мир и образы поэтических строк автора в своего рода поэме.
В оригинале, как сообщает известный русист и переводчик Нгуен Суан Хоа, “Дневник”написан “семисложными четверостишиями, где каждая строфа составляет 4 предложения, среди которых каждое предложение состоит из 7 слогов, первая, вторая и четвертая строки (или иногда только вторая и четвертая) рифмуются вместе в последнем слоге". Такая форма поэзии зародилась в 7-ом веке при династии Тан в Китае и стала затем использоваться и во Вьетнаме. Этот стихотворный размер в переводных стихотворениях Нам Чана был удачно соблюден.
У П. Антокольского использованы разные способы рифмовки : и чаще всего встречающиеся в русской поэзии перекрестный и парный, и достаточно редкий, когда рифмуются три строки:
Рис от лущенья стонет и болеет,
Но в ступке, словно хлопок, он белеет.
Так в жизни: настоящий человек
Все муки победит и одолеет.
В его переводе треть стихов имеет именно такой способ рифмовки, то есть близко к оригиналу. При этом созвучия могут объединять три строки в разных вариантах. Рифмы на 50% - мужские, что делает стих более четким и энергичным, передающим настроение и характер автора. Очень прихотлив у П.Антокольского и собственно стихотворный размер: сочетание разностопного ямбического и хореического стиха с пиррихиями и спондеями (то есть пропусками ударений или дополнительными ударениями в стопах). Это помогает передать отчасти и “непринужденность” дневниковых записей, и в то же время создать некий особый ритмический колорит стиха, несколько отличный от русского, но при том хорошо воспринимаемый русским читателем. Удачно переданы Антокольским точность реалистической детали, психологизм и психологический параллелизм, афористичность стиля автора “Дневника” (насколько можно судить по кратким отзывам вьетнамских критиков). Сохранены в переводе и национальные реалии, отраженные в произведении: картины быта и природы, национальные обычаи, праздники и события, фольклорные и исторические реминисценции (вот всего один из таких примеров: “Как смелость Чжан Фэя, деревья прекрасны. Как честь Гуань Юя, сверкает рассвет”). К некоторым из них даются в сносках необходимые комментарии.
“Тюремный дневник” уже при первой своей публикации на русском языке вызвал большой интерес в нашей стране. Как и само произведение, так и его перевод получили высокую оценку в критике.
Е.Кобелев, известный журналист-международник, ученый - востоковед, всю свою жизнь посвятивший Вьетнаму, проработавший там долгие годы в самое сложное время и лично знавший хорошо Хо Ши Мина, написавший и его первую “Политическую биографию”, и книгу о нем в серии “Жизнь замечательных людей”, отмечал, что «Тюремный дневник» —” не просто четверостишия, это рвущиеся из мрака к свету мысли автора, закованные в кольчугу чужого языка, это внутренний огонь, который помог ему выстоять, сберечь силы и снова вернуться в строй борцов революции. Великое мужество и яркий поэтический талант — этот сплав позволил Хо Ши Мину создать замечательный лирический рассказ, герой которого…- борец революции, несгибаемый, чуждый отчаяния, исполненный твердой веры в завтрашний день, в торжество справедливости”.
Поэта П.Антокольского во время работы над переводом “Тюремного дневника”, по его собственным словам, поразило то, что обо всем в нем “рассказано просто, без преувеличений, без недомолвок, без обиняков, сдержанно и точно. Если и прорывается изредка сильное чувство — досада, гнев, оскорбление, тоска по родине, жалоба на вынужденное бездействие в то время, когда решается судьба борющегося Вьетнама, — они именно прорываются: цель автора совсем другая: он стремится зафиксировать обстановку и окружение, нарисовать человеческие лица и взаимоотношения — вот его задача...Автор — прежде всего политический боец .., мечтающий о счастье человечества”.
А вот мнение еще одного поэта - К.Симонова, тоже побывавшего во Вьетнаме в период героической борьбы его народа с американской агрессией:”«Когда читаешь «тюремные стихи» Хо Ши Мина, поражаешься не только его выдержке, его спокойствию перед лицом опасности, смерти, но и тому, как все это, вместе взятое, ни на минуту не может истребить в нем любви к жизни, к природе, к людям. Поистине такие стихи в таких обстоятельствах мог написать только очень нравственно здоровый и сильный духом человек.”
Интересно, что в “Дневнике” отражен и сам процесс творческой работы узника -поэта над стихами, разные ее моменты и условия.. Это и вынужденное устное их создание (“Я не слагал бы стихов в уме”), и бессонные ночи, которые помогало скоротать их сочинение (“Ты в часы бессонницы напишешь чуть побольше ста четверостиший”), и болезнь, во время которой он продолжал творить ( Болезнь - у смерти на краю, но я не жалуюсь, я все-таки пою”), и даже луна - вечная спутница поэтов (“Луна … шлет узнику вдохновенье“).
И если в начале ареста лирический герой в надежде на скорое освобождение начал сочинять стихи, потому что “было много свободного времени (” Стихи слагаю для развлечения и жду свободы в цепях, во тьме”), то в итоге он приходит к утверждению высокой миссии поэта и его поэтического слова в революционной борьбе:
Пускай в стихах звенит и блещет сталь.
Поэт - боец, других бойцов ведущий.
Именно таким поэтом предстает он сам в “Тюремном дневнике”.
В 1990 г. ЮНЕСКО признала Хо Ши Мина "Героем национально- освободительного движения и выдающимся культурным деятелем".
Во вьетнамской критике очень часто сравнивают “Тюремный дневник” и условия его создания с книгой Юлиуса Фучика “Репортаж с петлей на шее”.
Известный чешский журналист, антифашист, участник Движения Сопротивления в годы Второй мировой войны, Фучик был арестован в апреле 1942 года и казнен 8 сентября 1943 года в берлинской тюрьме Плетцензее. Там он и написал свою книгу, опубликованную в 1945 году.
В предисловии к русскому изданию “Репортажа” писатель Б.Полевой поведал, как удалось сохранить это необычное произведение: “Добрый друг и товарищ автора по совместной борьбе в антифашистском подполье, его вдова, сама являющаяся одной из героинь этой книги,- Густа Фучикова рассказывает, как эта книга писалась, как разные хорошие люди, пряча крохотные листики, написанные на папиросной бумаге, выносили их из тюрьмы, как другие добрые люди, живущие на воле, складывали их и, рискуя своей свободой, хранили. И сохранили до тех самых дней, о которых мечтал и в которые верил до самого своего последнего вздоха замечательный чешский журналист. Это книга о смысле жизни и мере ответственности каждого человека за судьбы мира, осуждение фашизма: «Люди, я любил вас. Будьте бдительны!»
В 1950 году автор “Репортажа” был удостоен Премии Мира (книга к тому времени была уже переведена на многие иностранные языки. На русском вышла в 1947 году под названием «Слово перед казнью»).
Рядом с Фучиком и Хо Ши Мином с их пламенными, глубоко гуманистическими книгами, созданными в столь необычных обстоятельствах, по праву можно поставить и татарского поэта Мусу Джалиля с его “Моабитской тетрадью”.
Известный, поэт, ответственный секретарь Союза писателей Татарии, он добровольцем ушел на фронт в самом начале Великой Отечественной войны. Был сотрудником фронтовой газеты, в 1942 году раненым попал в плен. Вместе с друзьями вел антифашистскую борьбу. Арестован в августе 1943 года за организацию перехода на сторону Красной Армии так называемого татарского легиона, созданного нацистами из числа пленных. Казнен через год после Фучика (25 августа 1944 года) в той же тюрьме Плетцензее.
В неволе он продолжал писать стихи. В Моабитской тюрьме, где он первоначально находился, в “каменном мешке” вместе с ним сидел Андре Тиммерманс – бельгийский патриот. Муса отрезал бритвой полоски от полей газет, который приносили бельгийцу. Из этого ему удавалось сшивать крохотные блокноты, где он и писал стихи.
Наряду с трагической историей своего пленения (“Отказался от последнего слова друг-пистолет”), рассказом о тяжких условиях плена:
Бараков цепи и песок сыпучий
Колючкой огорожены кругом.
Как будто мы жуки в навозной куче:
Здесь копошимся. Здесь мы и живем
и тягостными раздумьями над своей судьбой:
В стране врагов я раб тут,
я невольник,
Без родины, без воли — сирота…,
в них звучит открытое осуждением тюремщиков-фашистов:
Что там волки! Ужасней и злей-
Стая хищных двуногих зверей -
и ненависть к ним:
Пламенем ненависти исходит
Раненое сердце орла.
Есть в “Моабитской тетради” и стихи о любви (обращенные к жене и дочери), воспоминания о мирной жизни, баллады и юмористические зарисовки, послания к друзьям и картины родной природы.
Но главными мотивами большинства стихотворений остаются стойкость и мужество борца перед лицом врага:
Нет, врешь , палач, не встану на колени,
Хоть брось в застенок, хоть продай в рабы,
Умру я стоя, не прося прощенья,
Хоть голову мне топором руби.
В тюрьме у него все еще остается оружие для борьбы - его поэтическое слово (“Я жив, и поэзия не умерла”), силу которого он знает. И потому готов писать стихи до последних минут жизни:
Пускай мои минуты сочтены,
Пусть ждет меня палач и вырыта могила,
Я ко всему готов. Но мне еще нужны
Бумага белая и черные чернила!
На последней страничке первого блокнота со стихами Джалиль оставил такую запись: «К другу, который умеет читать по-татарски: это написал известный татарский поэт Муса Джалиль… Он в 1942 году сражался на фронте и взят в плен. …Его присудят к смертной казни. Он умрет. Но у него останется 115 стихов, написанных в плену и заточении. Он беспокоится за них. Поэтому если книжка попадет к тебе в руки, аккуратно, внимательно перепиши их набело, сбереги и после войны сообщи в Казань, выпусти их в свет как стихи погибшего поэта татарского народа. Таково мое завещание. Муса Джалиль. 1943. Декабрь».
Всего в неволе им было написано 125 стихотворений на татарском языке, но арабской графикой либо латиницей (чтобы не прочитали тюремщики). Их сохранили и вынесли из тюрьмы разные люди (русские, татары, иностранцы).
Первые публикации состоялись в 1953 году в «Литературной газете» (в русском переводе со статьей К. Симонова). Затем последовали многочисленные издания уже отдельной книгой. В 1956 году Джалилю было присвоено высокое звание Героя Советского Союза, а в 1957 году его “Моабитская тетрадь”удостоена Ленинской премии. Стихи Джалиля не раз переводились и на вьетнамский язык.
Да, Слово тоже всегда было грозным оружием в борьбе, даже если это были поэтические произведения.
В нынешний год 75-летия окончания Второй мировой войны нужно отдать особую дань уважения таким поистине “рыцарям духа”, какими были и остаются вьетнамский революционер Хо Ши Мин, чешский журналист Юлиус Фучик и татарский воин-поэт Муса Джалиль. В их судьбе можно увидеть много удивительных перекличек: участие в борьбе против фашистов (Фучик и Джалиль, — на Западе против гитлеровцев, Хо Ши Мин-на Востоке против японских милитаристов), нахождение в одно и то же время в тюрьме, создание художественных произведений в условиях конспирации, издание их в послевоенные годы, переводы на иностранные языки, широкое признание. Они совершили свой человеческий и гражданский подвиг, нашедший отражение в Слове - их книгах, ставших их «поэтическим эхом» и не утративших своего гуманистического звучания и сегодня.
И.Андреева
к.ф.н.
ПРИМЕЧАНИЕ: Автор статьи выражает большую признательность и благодарность своему другу и коллеге - известному вьетнамскому русисту и переводчику Нгуен Суан Хоа за предоставление и перевод на русский язык неизвестных российскому читателю вьетнамских документов по данной теме.