Ву Тхи Хуен Чанг. Рассказ - перевод Куинь Хыонг

Рассказы, книги, статьи, стихи, фильмы

Модератор: tykva

Ответить
Аватара пользователя
tykva
Супермодератор
Сообщения: 203
Зарегистрирован: 17 мар 2017 14:46
Откуда: Ханой
Род занятий: Переводчик

Ву Тхи Хуен Чанг. Рассказ - перевод Куинь Хыонг

Сообщение tykva »

Мама выходит замуж

Рассказ

Ву Тхи Хуен Чанг

Ещё до окончания года я слышала уже, как мать говорила что-то про «после Тэта выхожу замуж». Мне казалось - шутя, но вот, оказывается, что на самом деле выходит. А её разговоры такие лёгкие, что кажется, ничего такого особенного нет, как будто мать переходит просто реку на рынок, а в рюкзаке нехитрые платья - хватит ей только для посещения с ночёвкой старых друзей на несколько дней.

Изображение
Иллюстрация к рассказу - Хонг Тхиен Кыонг

До того, как с новым мужем уйти из деревни, мать сделала генеральную уборку дома, собрала весенний урожай чая, приготовила курам-несушкам гнёзда. Абрикос, что растёт перед домом, сбрасывая старые листья, даёт уже первые бутоны, и с его веток сострадательно слетают пожелтевшие листья. Мать не помнит, где она взяла это деревце - оно не южного сорта, однако и не породистого северного сорта абрикоса «тыкуи», и не помнит, как сажала его на этом месте. Абрикос этот со странностью -каждый год цветёт только после Тэта, жёлтые его цветы ярко выделяются на фоне красноватых молодых листьев. Мать горько пожалела, что не успел зацвести этот абрикос, поэтому до того, как села на багажник мотоцикла жениха и уплыла с ним в неизвестность, сорвала с веток несколько бутонов и с украдчивой поспешностью сунула в рюкзак. Я стояла, молча смотрела ей вслед, в моем горле ещё чувствуется вкус кислого рыбного супа, сваренного с караболой, сорванной с дерева в саду. На прощальном обеде кроме рыбного супа были ещё свежий центелла-щитолистник и вяленые креветочки. Мать не любит мясо, а разных трав и рыбы тут полным-полно, ешь, когда хочешь. Её жених городской, и ещё до того, как из деревни уехала жить с ним, она уже начинает жалеть себя и чувствует ностальгию по деревне...
Мать выходит замуж в очередной, четвёртый раз. И все четыре раза мне посчастливилось свидетельствовать это важное событие. В первый раз, ещё в её животе, я радостно пряталась за уже пожелтевшими шелками её свадебной блузки, присутствовала на свадьбе своих родителей. Мать неотлучно держала в руке широкую шляпу нон, ею старалась скрыть выпяченный живот на шестом месяце беременности от сотен пар любопытных глаз. Однако это не по душе было моему отцу. Он сказал матери: «Ты не смей закрывать ребёнку глаза. Пусть видит наш счастливый день!». Некоторые из присутствующих погладили живот, по моей голове. Мать с застенчивостью пряталась за отцом. Когда-то красивая блузка стала коротковатой из-за меня, которая лежала в животе матери и раздувала его. На свадебном угощении были только куски бетеля, конфеты, печенье и чай. В первый день в доме мужа мать пошла во двор убирать упавшие на землю весенние цветы, утаивая таким образом свои слёзы. Ведь с высокого холма в саду свекрови ещё видна крыша, над которой возвышается арековая пальма в её родительском саду. Дома были так близки, а ей казалось, как будто тысячеверстовое расстояние. Всё это я узнала со слов бабушки-свекрови матери. События этого периода начисто стёрлись из моей памяти, даже смерть отца, когда мне было шесть лет, я тоже не помню. Кроме его похорон, на которых мать надела на себя старую, уже пожелтевшую шёлковую блузку, которую носила на свадьбе. Белый траурный головный убор заставил душу похолодеть. Таким образом закончилось её первое замужество.
Она вторично вышла замуж, когда я была занята дележом денег, вырученных от продажи собранного металлолома. Некие руки поймали меня на бегу, затащили в дом бабушки-свекрови матери. Кто-то сказал: «Твоя мать выходит замуж за богатого мужика, тебе не нужны эти жалкие монеты». Я зарыдала не потому, что мать скоро уходит, а потому, что приятели разбежались по домам с моими деньгами. Свадебное угощение на этот раз богатое, некоторые приходили на свадебную трапезу с пакетами, чтобы взять домой оставшуюся на праздничном столе еду. Я стояла в углу, следила за матерью в шикарном кружевном платье, с застенчивостью стоявшей рядом с новым мужем. Она была самой главной на этом празднике и весело, щедро раздавала всем присутствующим очаровательные улыбки и кивки головой. Иногда вспоминая, что ещё есть маленькая дочка, она искала глазами и, находя, махала мне рукой – это был единственный в то время жест, что связывал меня с матерью. В свои десять лет мне казалось, что она была очень красивой, но какой-то чужой, и поэтому не смела я приближаться к ней. Свадебное кружевное платье превратило её в другого человека, с лучезарной красотой, как чудо. А её избранник имел длинный нос с горбинкой как клюв ястреба и смеялся, на вдохе издавая рокочущий звук. Он дал мне горстку разноцветных конфет, погладил меня по голове и хладнокровно увёл мою мать. Я осталась с бабушкой, не плача в отсутствие матери, и никак не отреагировала на дразнилки друзей. Просто мать вышла замуж. Просто она с тех пор больше не спала вместе со мной ночью.
Она в третий раз вышла замуж, когда я уже стала девушкой. В этот день некоторые гости приняли меня за невесту. Мать была в белом аозай, лицо бледное, худое, с крапинками и веснушками. Я силком затащила мать в свою комнату, своими помадой и пудрой накрасила её в главную героиню церемонии. Мать потрогала мои щёки и погладила мои волосы. Кажется, она пожалела свою красоту и молодость, которую передала мне, и теперь отражается во мне. Глаза её то грустные были, то блестели счастьем. У жениха волосы уже с сединой. Он как-то неумело зажёг благовонные палочки и поставил в урну, сделал поклон перед алтарём предков. А когда вся семья выстроилась в ряды для общей фотографии на память, неизвестно, почему я вся прониклась такой жалостью к отчиму. У него корявые пальцы на по-крестьянски крупных ступнях, которые он старался спрятать в очень тесных сандалиях. Отчим был одет в потёртую рубашку, а в загибах на штанинах оставались скопившиеся песчинки. Бабушка, свекровь моей матери от первого брака, тогда лежала в постели, у бабушки уже не хватило сил выйти провожать невестку ещё раз замуж. Мой дед умер, когда бабушка была молодой, и она так и осталась одна, одна вырастила моего отца. Прошлый раз, когда провожала мою мать во второе замужество, бабушка смотрела ей вслед и тайком утирала слёзы. Получив вести, что мою мать избивали, а потом выгнали из дома, она самостоятельно, отважно приехала за невесткой. Сколько раз бы не выходила замуж моя мать, всё равно остаётся она бабушкиной невесткой. А на этот раз бабушке уже изменяла память, поэтому она меня на ходу остановила, взяв меня за руку, и спросила, что за шумное веселье в доме, у кого свадьба...

* * *
Людской род отличается излишней жалостливостью. Односельчане меня жалеют, что я родилась и выросла дикой травушкой. Однако я не грущу и не обвиняю мать в этом. Любая женщина имеет право на счастье. А мать моя страстно ищет своё женское счастье. В том не вижу я никакой виновности. Я благодарна своей матери, ведь она никогда не видела меня преградой на пути к собственному счастью. Я благодарна матери и, некоторым образом, от этого мне легко. Мать уже наслышалась всяких горьких и жестоких упрёков от чужих людей. То говорили, что мать моя бесстыдна, что оставляет ребёнка для своего эгоистического счастья, то говорили, что мать моя неблагодарна к свекрови, надо было бы остаться вдовой в доме свекрови и ухаживать за старухой. Однако мать отвечала на все эти слухи молчанием, спрятав горе глубоко на дне сердца, и гордо улыбалась на своих свадьбах. А когда бабушка умирала, она не успевала приехать. У бабушки сердце уже остановилось, но глаза ещё приоткрыты, как будто ждала мать, и эти глаза плотно закрылись только после того, как мать приехала и провела своей рукой по бабушкиному лицу. Таким образом, бабушка отошла в другой мир с покоем. Бабушка понимала, что мать любила и жалела её, как никто другой на свете. В своей жизни мать несколько раз становилась невесткой в разных семьях, но для неё бабушка оставалась самым родным человеком. Живя на чужбине, мать на сэкономленные деньги покупала бабушке гостинцы, тёплую одежду и лекарства. В короткие встречи, когда матери удавалось вернуться посетить бабушку, на общих скудных трапезах представители трёх поколений в нашем доме чувствовали неимоверную трогательную близость. Мать как будто живёт вдвойне и за бабушку, которая всю жизнь отдала родным и не смогла жить для самой себя.
После трёх браков матери я уже думала, что она больше не будет выходить замуж. Три раза - уже предел. Мать теперь как усталая река, показывает своё мелководное дно после долгих лет течения. Каждый раз, когда не получалось в супружеской жизни, она молча возвращалась в дом бабушки и молча жила. И время мне абсолютно полностью отдавала. Она часто удивлялась, что я росла быстро, она даже не замечала, как я росту. И, таким образом, она за мной присматривала отдельными отрезками времени. Иногда она исчезала из моей жизни на несколько лет в очередном своём замужестве, а когда возвращалась, я становилась уже для неё другим человеком. В её памяти появляются пустые паузы о моём существовании. Как в кино, когда иногда теряются некоторые кадры, или в книге несколько страниц пропадает. И для меня случается то же самое – когда она выходит замуж, то в моей голове о ней появляется пустота. Я не могу представить себе, как она живёт в этот отрезок времени, кроме разных слухов. Я привыкла к таким пустотным промежуткам в своей жизни. Привыкла к тому, что мать выходит замуж. Даже сейчас, когда ей уже шестьдесят.
Перед тем, как в очередной раз уйти из дома жить с четвёртым мужем, в последнюю ночь она постучалась ко мне, попросилась ко мне в постель. Мне тридцать, и я понимаю все её повороты с бока на бок. Глубокой ночью, когда только слышно было, как падают холодные капли весеннего дождя за окном, она сказала с выдохом:
- Правда ли, что из-за меня ты не выходишь замуж?
- Остаюсь я, жду цветения абрикоса. Вдруг вернёшься...
Это «вдруг вернёшься» растаяло в моём горле под звук усиливающегося дождя, стучащего всё сильнее по жестяной крыше. Я, в отличие от матери, всегда сомневаюсь в счастье. Точнее, во мне живёт какое-то чувство беспокойства. Не знаю, смогу ли я встать на ноги, как мать, после неудач в браках. Не знаю, дома будет ли кто-то, кто встретит меня, возвращающуюся в мучительном горе неудачницы. Всем нужен родной причал, а я привыкла к ожиданию возвращений матери. Несмотря на то, что это ожидание укутано, спрятано в холодном спокойствии. Как и в прошлый раз, многие годы назад, я с беспечной улыбкой встречала мать в испачканном костюме дома у ворот. Мать прожила свой второй брак со множеством взлётов и падений, а для меня всё так же, как если бы ждала её возвращения с рынка. Как будто это не встреча после целых шести лет разлуки. Глядя на её измученное лицо с синяками, глаза опухшие, а в руках лёгонький старый рюкзак, тот самый, что она унесла из дома в день свадьбы, я спрятала свою пронизывавшую боль за беспечным выражением лица, наклонилась, как будто поднимаю охапку сухих листьев для разжигания огня на кухне. Я сказала матери: «Очень скоро уже сварю рис. Ты иди, помойся». И мы сели за обед, как обычно случалось, как будто не было этой шестилетней разлуки. Я веду пустые разговоры и никогда не спрашиваю о ранах на её теле и в её душе. В поисках счастья она как дитя, ещё не умеющее ходить, много раз поднимающееся после падения. И лучше оставить её, дать самостоятельно встать, чем помочь, и таким образом дать боли разорваться в жалости и сочувствии родных.
После третьего брака она вернулась домой, увянувши, как пожелтевший лист. Я, как раз успев пережить свою первую любовь и расставшись со своим первым избранником после трёх лет встреч, перестала избегать смотреть ей прямо в глаза и по-женски жалею её. Отчим погиб в транспортной аварии, всё имущество было разделено в распрях между его родными братьями. У матери остался на голове траурный головный убор, а в рюкзаке добавился портрет отчима. Мать зажгла благовоние на алтаре моему отцу, и плачет в состоянии полуобморока. В нашем доме установлен ещё один алтарь, в честь отчима. Думаю, даже если мы зажжём и тут благовония, отчим тоже не вернется, однако пусть, сделала этот алтарь, потому что это помогает матери успокоиться. Долгие дни мы общались друг с другом в молчании. Я не знала, что сделать для матери, кроме как готовить ей рис каждый день, и потому брожу в саду в ожидании её зова: «Доча...». Так прошли многие сезоны опавших листьев абрикоса и многие его цветения. И сердце матери снова нашло радость.
Я страстно желаю, чтобы этот раз стал последним разом, когда мать выходит замуж. У неё в руке нет букета белых цветов, также нет короны из белых цветов в волосах, однако она всё же является самой красивой невестой. Она идёт с прежней застенчивостью, как в первый раз, когда была невестой моего отца. Когда мать села на багажник мотоцикла этого мужчины, я заметила её уже преклонный возраст. В десять лет я уже умело укладывала рюкзак для матери и провожала её в дом мужа. На этот раз для неё я приготовила ещё лекарства от давления, тонизирующие, глазные и сердечные препараты. Также необходимы старческие очки. Четвёртый избранник матери был уже однажды вдовцом. Изъяны иногда идеально подходят и дополняют друг другу. Позднее счастье страдальчески приходит от каждого рукопожатия. Я сижу под старым абрикосом и смотрю вслед мотоциклу, который уплывает вниз по склону дороги. До тех пор, пока невеста и жених остаются лишь золотистой точкой, словно цветок абрикоса в золотистых вечерних зорях. Я встала, взяла метлу, смела опавшие листья абрикоса в кучу. Когда-нибудь я тоже выйду замуж. И в этом доме уже никто не будет ждать цветения старого абрикоса.


Перевод Куинь Хыонг

Редактор русского текста - Ирина Винсковская (администратор Нят-Нам.ру, на форуме ozes).
Ответить

Вернуться в «Литература - вьетнамская и про Вьетнам»